— Олеся, год назад ты пришла к нам на «Светлояр русской словесности» на встречу, посвященную Александру Башлачёву, и осталась, почувствовав себя на своей тропе, среди «своих». Когда и как к тебе пришло личное открытие слова как искусства, слова как силы, которая может поразить, которая владеет тобой, и которой хотелось бы овладеть тебе?
— Осознание слова как силы пришло сравнительно недавно — года два назад, когда мы с приятельницей заново решили устроить поэтическую «дуэль» Есенина с Маяковским. Суть «дуэли» в том, что поэты перебрасываются четверостишиями, каждое последующее так или иначе отвечает на предыдущее, продолжает его идею. Наше представление проходило в «Антикафе», соответственно, большая часть зрителей — незнакомые люди. И вот, когда ты уже в процессе, и чувствуешь, что немного оклемался, страх и скованность отступили, приходит восторг: больше ничто не произносится «на автомате», всё подается на раскрытых ладонях и обретает послевкусие. Думаю, всё это случилось благодаря тому, что были слушатели, и потому, что и мы, и они пришли добровольно.
Конечно, умение передавать силу, которую ты сам ощутил, приходит постепенно. Но всегда отправным пунктом было и будет ошеломлённое сердце. Кровоточащее или слезящееся, распахнувшееся или сжавшееся, — оно само становится источником безумной жизненной энергии. Пусть оно не сделает тебя сразу златоустом, но оно пробудит блеск в твоих глазах, и ты будешь искренен даже в своих заблуждениях.
— А связано ли для тебя искусство слова с пространством сцены — театра, кино, концертов, может быть, рок-фестивалей?
— Да, и связано тесно. Благодаря тому же театру к словам прибавляется язык тела. Это слияние позволяет речи воплотиться во что-то материальное и видимое, в данном случае — в движения, мимику, жесты. Считаю, что хорошо сочетают зримое и звучащее постановки Романа Виктюка. Но описывать их нет смысла — как говорится, лучше один раз увидеть. В фильмах еще больше возможностей сделать акцент на тех или иных фразах, подчеркнуть их. Что касается рок-фестивалей и концертов… не всем исполнителям нужны большие залы. Не всякие песни умещаются в пространство такой сцены — некоторым из них лучше жить в квартирах друзей, приятелей, знакомых, как песням Саши Башлачёва, например. А кому-то лучше под открытым небом, потому что от его песен невольно в пляс пускаешься.
— Кто твои любимые друзья и собеседники в русской поэзии XX—XXI веков?
— Очень приятно мысленно побеседовать с Сережей Есениным. У нас с ним дни рождения недалеко друг от друга, может, и поэтому тоже он мне духовно близок. Назову еще несколько имен: Егор Летов, Саша Башлачев, Яна Дягилева, Женя Чичерин, Витя Цой. Знаю, что многие отрицательно относятся к тому, чтобы так называть поэтов, музыкантов, писателей и других деятелей культуры — неполными именами. Но ведь если они тебе как родные, как друзья, как ты можешь их постоянно называть по имени-отчеству? И насколько своеобразна энергетика, сила каждого из них! Да, дивен Бог во святых своих. А святых на Руси — только знай выноси.
— Что бы тебе хотелось поменять в культурном пространстве Нижнего Новгорода?
— Хотелось бы больше событий, связанных с русскими бардами, с русской классической литературой. Вот не так давно была выставка иллюстраций к произведениям Достоевского. Мы пришли с приятельницей — а там народу ноль, только дежурные по залам. Может, это просто мы такое время выбрали — а то была среда, примерно три часа дня. Но одна из дежурных, разговаривая с нами, сказала, что люди сейчас такое не читают. Мы уверили ее, что это не так. Ведь читают же, правда?
***
Пусть священным останется слово,
От которого врознь не бегут,
Но поди угоди на любого —
Ох, нелегкий надвинешь хомут
Лошадиным слезам не обсохнуть,
Ведь извозчикам нужно — быстрей!
Ты смотри, мой родимый, не сдохни —
Много люди загнали коней.
Находилась безмолвным замена,
И крутилось, как встарь, колесо…
Выходил проповедник на сцену,
Все запомнили только лицо.
Обескровленный свет не утешит,
Потому что тоскливо в миру.
Да и сам я, увы, не безгрешен
Если стану учить — то совру.
Но обманчивый голос не нужен,
А так хочется петь о большом
Не смотри на меня, но послушай:
Где не ищем — там вдруг обретём!
Не в стихах и не в смыслах глубинных
Ты себе очищенье достал —
Ты становишься лучше — в любимых.
В искажении добрых зеркал.
И для них, для простых и хороших,
Наполнять свою жизнь как стакан…
А пролить ее всю — ну так что же?
Значит, в ней не одна пустота.
***
Зеленей, многоглавая роща!
Твой приют — мой единственный храм.
Кто-то крест лобызает и мощи,
Ну а я припадаю к стволам.
Разговорчивый листик березы
Скажет больше, чем поп и псалмы
Вместо ладана пахнет навозом
В недостроенном храме земли
Нету стен для него рукотворных,
Не намолены эти места,
Но прислушайтесь — как же задорно
Запевают здесь песню ветра
Светлым куполом высь голубая
Да трава шелковистым ковром
Звездный сонм, как свечу, зажигает
Ночь косматая лунным огнем
Зверь и птица — как мы, прихожане,
Нас связала единая нить
Но они лучше нашего знают
Самый верный завет: «Не обидь»
Есть чему поучиться у братьев,
У деревьев, травы и цветов
Кто-то сердце растит в каземате,
А мое для него велико
Только в рощах зеленых привольно,
Только им самый низкий поклон
Хоть и близок мне звон колокольный,
В Русь лесную сильнее влюблён.
***
Сон поэта крепок, — спи, милый
Отшумели годы, улеглись как снег
Стелется по свету шепот торопливый
Слышится сквозь время: «это человек»…
Разрастался корнем, жил жаждой.
Говорят, великий, спорят, что чудак.
Но для всех таких же настает однажды
То, что называют «неизбежный шаг»…
Руки крест да накрест прижимали силой
К сердцу ядовитый лиловатый шип.
Сон залечит рану. Спи, чтоб позабылось…
Не в тебя та пуля, и не ты погиб.
***
Завернулось лёгочное в осень,
Покатилось небо под каблук…
Надо всем висит безудержное «восемь» —
Кто живёт на ощупь, кто на слух.
Дайте час — мы выберем минуту,
Ту, когда посмотрят на других
Дайте рай — мы наведем там смуту,
Чтоб не забывали о земных!
Наши затвердевшие устои
Бередит исканий карусель
Невозможно доброе и злое
Заучить отселе и досель.
Потому, заплёванные в осень,
Разрываем неба полотно
И с собой по ниточкам уносим,
Зная, что на всех припасено
***
Вели мир поясать — буду.
Рельсы взгудят, провожая вагон.
Вели жизни искать — добуду!
Всё, что умею, поставлю на кон.
Ты бы сказала, что рядом навеки,
Только такие, как ты, не соврут.
Нечем затмить, и заменивать некем,
Дай же застыть в пелене твоих рук.
Россыпью яблок шумит это имя,
Светлое, мудрое, небу под стать.
В землях других, за стенами чужими
Ты — откровение, ты — благодать.
Помни себя, — я похожих не вижу.
Годы, как люди, боятся забыть.
Годы, скажите, где ищут таких же,
С кем умирать хочешь так же, как жить?
Колыбельная
Плачь по нам, веселый месяц
Плачь, умолкшая луна
Мы спускаемся без лестниц,
Мы взлетаем без крыла
Выйди, солнышко, навстречу,
Дай проститься, если в путь
Я боюсь, что не замечу,
Как тоска заменит грусть
Помни, ветер, помни, птица,
Как с тобой я говорил
Все измятые страницы
Я бы в гнездах постелил
Вот и солнце на подходе —
Скоро мы пойдем на свет
На далеком небосводе
Мы оставим звездный след
Красит месяц белобокий
Гребень сумрачной волны
Полюби нас, край высокий,
Как любили землю мы.
***
В мире нет ничего моего,
Только чувства, нашедшие форму
Я иду под большой синевой
То мятежно, то снова покорно
Под ногами когтистые тени,
Что ни шаг — то в знакомый обрыв
Может, сказка разгадана теми
Кто давно обозначил мотив.
Но осталось неспетое слово
И нетронутый флаг кораблю
Пусть ничто под луною не ново,
Я по-своему всё повторю
Хорошо, когда правда без боя
Подается с чужого плеча
Только серую гладь водопоя
Разобью, как всегда, сгоряча
А в колодец со зла не плюются,
И вокруг не поставишь забор.
Голубая каемка на блюдце,
Не вяжи мне на горле узор!
И конец, как легенда, известен,
Рельсы строк обращаются в дым
Я спою еще несколько песен,
Им, наверное, тысяча зим.
Сколько было похожих и близких —
Не запомните все имена
Я оставлю горячую искру
Среди многих таких, как она…
Марина Кулакова